— Наверняка за 10 лет существования группы «Звери» у вас появились и любимые города, и любимая публика?

— Скорее, это совокупность города, культуры, людей, площадки, технического обеспечения концерта. Приятно, в первую очередь, играть там, где техническая составляющая на хорошем уровне. К сожалению, таких городов в России не так много — Санкт-Петербург, Москва, Екатеринбург, Новосибирск.

— Настолько высоки ваши требования к качеству звука?

— По европейским стандартам — нормальные. Но в нашей стране, увы, большинство залов все еще не на должном уровне. Поэтому наш райдер для многих городов сложноват. Я — не капризный артист, но убежден: что должно исполняться, то обязательно должно исполняться. Если комфортно играть нам, музыкантам, значит, комфортно будет и публике. Любой наш дискомфорт неизбежно отдается в зал «бумерангом».

— Если оглянуться назад, то за группой «Звери» и вами лично нет ни одного скандала, «черного пиара», а если еще раз вслушаться в песни, то все они наполнены позитивом и жизнелюбием. Скажем так, стратегия «Зверей» — не агрессивно-воинственная, вы не хищники, да?

— Все нормы и правила устанавливаю сам. Первое правило — хорошо делать свою работу. Все остальное вторично и, скорее всего, не нужно. Наше главное отличие от многих других коллективов заключается во внятности, простоте и доступности информации, поступающей к людям в виде песни. Если у песни есть идея, настроение, мелодия, то дальнейший ее пиар не имеет смысла. Если песня всего этого лишена, тогда приходится прибегать к «черному пиару», скандалам, околомузыкальным событиям. Но «Звери» не особо не нуждаются в этих фокусах.

— Роман, вы — человек настроения? Возможно, были случаи, когда из-за дурного настроения лидера отменялись гастроли группы?

— Отдаю себе отчет в том, что занимаюсь профессиональной деятельностью. Когда ты выходишь на сцену, то должен отдать публике то, что должен. По возможности — на 100 процентов. По большому счету, мое настроение никому неинтересно — ведь люди приходят получать позитивные эмоции, в конце концов просто отдыхать. За сценой может происходить со мной все что угодно, но когда я выхожу на сцену, то забываю о своем состоянии, нервах…

— Поймала себя на мысли, что слушая ваши песни, испытываю пионерское желание — стать хорошей.

— Это и есть наша цель — помогать людям. Если песня не помогает, то она недостойна внимания. Не говорю об альтернативных направлениях, которые, впрочем, тоже помогают определенному складу людей, но своими средствами.

— Роман, у вас добрые глаза. Такие же у вашего земляка — актера Павла Деревянко. Вы — друзья?

— Пару раз виделись, общались, но не больше. Правда то, что мы с Павлом — из Таганрога, поэтому и глаза у нас добрые. У Антона Павловича Чехова — тоже добрые глаза, и у Фаины Раневской — добрые.

— Часто приезжаете на малую родину?

— В последнее время нечасто. Географическое положение влияет на язык, традиции, культуру человека. Понятно, что юг России отличается от Севера, Востока… Но я почти не замечаю этих отличий. Историю города, конечно же, хорошо знаю. Могу даже вам рассказать.

— Ваша первая профессия — строитель. Не было ли мыслей построить по своему проекту в Таганроге уникальное здание?

— Уже не владею в достаточной степени профессиональными качествами для того, чтобы построить дом.

— Даже простенький домик, кирпичик к кирпичику — не сможете?

— А зачем? Я-то смогу, но должна быть идея. Физический труд облагораживает человека, поэтому я нередко к нему прибегаю. Сам могу убрать, что-то починить, приготовить, создать… С руками у меня все в порядке. Но строить дом непонятно зачем, для кого, — нелепо!

— О вас очень хорошо отзывается режиссер театра и кино Кирилл Серебренников. На ваш взгляд, что режиссер-эстет, режиссер-новатор, человек-интеллектуал находит в ваших незамысловатых песнях?

— Во-первых, Серебренников — почти земляк, из-под Ростова-на-Дону. Ответ лежит на поверхности: самое сложное — сделать простое. Заморочить можно любую тему и сделать так, чтобы никто ничего не понял. Высший пилотаж — добиться того, чтобы все поняли, прочувствовали. Поэтому красота и заключается в простоте, внятности, когда с помощью двух-трех слов создаешь узнаваемые людям образы, и люди говорят: «Да, именно все так и есть».

— Видимо, вы хорошо учились в школе, раз поняли главные истины?

— Школа здесь ни при чем. К сожалению, этой простоте практически невозможно научиться: либо она дана, либо — нет. Простоте и ясности обучить нельзя, всему остальному — можно. Ремесло, техника, профессионализм, — все оттачивается, а простота дается с рождения. Профессия, популярность — это труд. Но прежде труда должен быть талант — это твоя уникальность, особенность, отличительность от других, а потом уж работа, работа…

— Вы уже в детстве поняли, что вы — особенный и непохожий на других?

— Конечно, нет. Да, в каждом человеке есть что-то свое. Дело не в голосе, а в человеке, точнее, в том, что он хочет сказать другому человеку. Искусство — это обратная реакция, полученная от зрителя. А если реакции нет, значит, это уже не искусство. Если художник не получил обратной реакции, значит, не смог заинтересовать человека.

— В каждой ли области, из тех, в которых вы отличились, — а это и книга, и передача по ТВ, и коллекция одежды, — вам удавалось вызвать ответную реакцию, достучаться до умов, сердец людей?

— Пожалуй, да. Реакция разная, но она есть. Музыка — главное, тогда как все остальные занятия — пробы, вызванные обычным любопытством и желанием найти отклик у других. Во многом из любопытства недавно снялся в сериале Валерии Гай Германики «Курс счастливой жизни». Мне было комфортно на съемочной площадке, и это обнадеживает. Поскольку по своей природе я — довольно стеснительный, замкнутый… А в такой профессии, как актер, очень важно раскрепоститься, раздеться, быть абсолютно голым… Я же стесняюсь. Но когда есть режиссер, способный дать мне уверенность, непринужденность, легкость на площадке, тогда все получается. С Германикой мне понравилось работать, может, потому, что ни разу за съемочный день она не попросила сделать второй дубль. Ее установка: «Как хочешь, так и живи в кадре». Разумеется, некий вектор есть, но при этом никто ничего не диктует, не указывает. Как мне кажется, даже профессиональным актерам не надо играть кого то, — надо играть себя. Когда напыщенно, надуманно стараются корчить из себя кого то, то это сразу видно.

— Роман, у вас нет никаких «понтов»? Сегодня ведь тенденция — все живут по формуле Шекспира: «Весь мир театр»…Не расстаются с масками.

— У меня маски нет, а есть защита, вызванная опять же чувством стеснения. Некоторые люди воспринимают это как снобизм, тогда как причина этому — застенчивость, скромность. Иногда люди путают скромность с недоверием к другим, но у меня, правда, скромность. Хотя не могу же я рассказывать всем: я скромный, я — застенчивый, а никакой не сноб?! Каждый волен думать так, как ему хочется. Заметил, что если человеку чего-то не хватает, если у него есть пробел, тогда он придумывает себе всякие понты. Мне кажется, что у меня все нормально, и что-то выдумывать — глупо и бессмысленно. В любом случае, все выдуманное будет слабее по энергетике тебя, настоящего. Поэтому мне кажется странным и нелепым — придумывать вместо себя другого человека и предлагать его другим.

— У вас, Роман, столько семерок — родились 7 декабря 1977 года. Верите, что это тайный счастливый знак?

— Да, семерки есть, видимо, я — везучий. Что же касается всего потустороннего, то в это я не верю.